СЕРДЦЕ ПЛОТЯНОЕ, КАМЕННОЕ, ШЕРСТЯНОЕ

Как прощать, если простить невозможно? Как прогнать воспоминания о былых распрях и обидах?

От чего зависит расположение сердца?
«Отыми сердце каменное и дай сердце плотяное», — так в частности говорит Амвросий Медиоланский в литургической молитве. Сердце, действительно, вместо живой и трепещущей плотяности может быть каменным, может быть деревянным или еще каким. В Крыму однажды слышал я восточную байку о том, что сердце может быть шерстяным, и именно это — самое злое сердце.

Если по камню, дереву или железу ударить, то они родят звук, обнаружат свое присутствие. По шерсти же сколько не бей, она будет молчать. Сердце бесчувственное, сердце безразличное к чужой боли, оно и есть — шерстяное. Его не разобьешь на куски как каменное. Его не зажжешь трением как деревянное. Оно не гудит набатом как железо. Зато любой репейник вцепится в него так, что не оторвешь.
Условимся сравнить обиды, памятозлобие и прочие болезни сердца с репейником, который нужно оторвать. Ведь простить нужно именно «от сердца». Так говорит Христос в Евангелии. Мало дежурно поулыбаться и произнести священную формулу: «Простите — Бог простит». Нужно опять усиливаться переменить образ мыслей. И вот начинаешь отрывать от сердца злую память о самых разных людях, а она не отрывается.

Цепляется, упирается и даже если отрывается, то не целиком, а оставляя на месте часть колючек. Отсюда — от неумения прощать просто и всецело — познаю, что сердце мое шерстяное, эгоистичное. Оно кажется тихим, но это обман. Эгоистичное сердце не тихое, но затаившееся, как хищник.

И что делать?

Лекарство должно соответствовать болезни. Если болезнь состоит в злой памяти, врачевать придется память, вытесняя одними воспоминаниями другие. Крест, на котором Христос молчит, но самим положением распростертых рук говорит «Приидите ко Мне», должен водвориться в памяти на первом и главном месте.

Мы все согрешили и все лишены славы Божией. Качество нашей жизни унизительно по сравнению с той славой, которую потерял Адам; и еще более ничтожно оно по сравнению с грядущим откровением славы сынов Божиих. Нам ли здесь ссориться, на земле изгнания? Бог во Христе принял и простил всех. Простил и принял меня, ворчащего на многих. Простил и принял тех, кто ворчит в ответ и косится на меня. Так что же мы, прощенные и принятые, продолжаем вести себя так, словно

Христос не за нас умер?

Христос Господь должен быть поставлен нами в центр жизни, чтобы Он был, как говорят священники на службе, «посреди нас». И без памяти о Нем подлинного примирения не будет. Будет что-то вымученное, тяжелое, травмирующее душу.
Я хочу многое забыть, а оно не забывается. Я вроде и простил уже всех, а оно нет-нет, да и вспомнится, да так, что душу обожжет. И стараюсь, и усиливаюсь, а вижу, что результат ничтожен. Все это так у подавляющего большинства, если, конечно, они честны с собой. А когда же будет иначе? Надеюсь тогда, когда мы не будем надеяться на себя и на то, что личным внутренним усилием можно добиться серьезных перемен в духовной жизни. Безблагодатный аскетизм и духовный эгоизм не исцелят, но до конца погубят. Нужна помощь Бога и молитва наша о своем сердце. Все знают эту молитву.

«Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей».
Бог, сотворивший весь мир безо всякого утомления, хочет пересоздать в человеке сердце с согласия самого человека. Бог ждет молитвы и согласия на вход в это самое сердце человеческое, в глубины его. И если Он войдет туда, как некогда — в Ад, то Он и довершит начатое человеком. Он будет там внутри заглаживать обиды, стирать злую память, смягчать очерствение, лечить застарелые язвы. Мы сами не можем делать эту работу. Непосильна она нам.

На браке в Кане Он превратил воду в вино. На Тайной вечери Он претворил вино в Кровь. А внутри человеческого существа Он превращает шерсть, камень, дерево сердец в живую плоть. Только Он может это сделать, и без Его последнего слова наши труды — лишь средство познать свое бессилие.